Чумовой доктор: история кочующего врача

Ненецкий доктор, главный внештатный детский специалист-кардиолог Минздрава Архангельской области, кочует по тундре больше 35 лет. Объездил все деревни и посёлки Ненецкого автономного округа, жил месяцами с оленеводами, оказывал неотложную помощь прямо в чуме

— Есть такой термин в медицине — импринтинг, или запечатление. То, что запомнилось в раннем детстве, остаётся на всю жизнь. Память не стирает эти картинки, — такими картинками для Леонида Зубова, главного внештатного детского специалиста-кардиолога Минздрава Архангельской области, стало детство в Ненецком автономном округе.

С родителями Леонид переехал в Северодвинск, окончил школу, потом медицинский институт, аспирантуру, стал ассистентом кафедры на базе областной детской больницы.

— У нас была система шефства или кураторства. Врача закрепляли за определённым районом. Мне достался НАО, именно достался — потому что никто не хотел туда ездить: нужно летать, город тогда был скромным и малоинтересным, но не для меня! Я снова вернулся на улицы детства. Так я стал самым активным куратором среди всех докторов.

Леонид каждый год проводит в командировках по три-четыре месяца.

— Часто просят приехать летом, подменить врачей во время отпусков. Бывает, работаю заведующим детской поликлиникой, бывает, завотделением.

Но самый большой мой интерес — работа в тундре.

Однажды Леониду предложили участие в медико-социальном проекте «Канинский красный чум». Двух специалистов, врача и культработника, забрасывали на вертолёте в тундру на полтора-два месяца, жить нужно было с оленеводами, до ближайшего населённого пункта сотни километров, нет электричества, связи и дорог. Энтузиастов среди врачей не нашлось.

— А я согласился. Все должны получать медицинскую помощь, независимо от места жительства. Это даже не вопрос — врач не может не быть гуманистом, — рассказывает Леонид.

Доктор и культработник прилетели в тундру на День оленя — это праздник, который кочевники отмечают 2 августа. И вдруг поздно вечером из соседней бригады прибежали два мальчика — отец одного из них опрокинул на себя кипящий чайник. Ненцы — терпеливые люди, если зовут, значит, дело серьёзное. Ехать было не на чем — оленей уже отпустили пастись. Поэтому Леонид в сопровождении мальчиков пошёл пешком — добирались около трёх часов. Ходить по тундре городскому человеку тяжело: слишком мягкая и пружинящая поверхность. Оказалось, что шли не зря — ожог у пострадавшего был серьёзный.

— Всё сделал: обработал, обезболил. Вызвали санрейс. Только после этого попросил чая, выпил несколько литров, снял рубашку — пришлось отжимать. Утром пошёл обратно. Так я заслужил доверие среди ненцев.

Позже приехали в другую бригаду, у одного оленевода рука перебинтована — рубил кустарник и поранился топором.

— Предлагаю осмотреть и перевязать заново. Нет, говорит, у меня олень болеет, сначала его посмотри. Пришлось оказать помощь сначала животному. После этого и мужчина дал осмотреть и обработать руку. Вот так невольно проверил меня.

Часто доктор в тундре был необходим: или оказывал неотложную помощь, или помогал определить, что случай несложный и не требует вызова санавиации.

Просто так спросить оленевода: «Как твоё здоровье?» — не пойдёт. Жаловаться не принято, особенно среди мужчин. Чтобы тебе рассказали, открылись — нужно стать своим. Пожить, покочевать, разделить непростой быт.

Круглый год оленеводы живут в брезентовых палатках, которые несколько десятилетий назад заменили чум. В соседнем Ямало-Ненецком округе такого нет — там до сих пор живут в традиционных домах.

Быт простой: металлическая печь, пол из нескольких крашеных досок, стол, несколько табуретов, вдоль «стен» сложены одеяла и подушки.

Чтобы помыться, набирают воду в ближайшем водоёме или топят снег, греют, разбирают «пол» и «принимают ванну». Ненцы всегда в движении, работы много. Даже дети постоянно заняты: мальчики ходят на рыбалку, девочки помогают собирать ягоды. Брусника, клюква, морошка заготавливаются десятками килограммов и вместе с олениной и рыбой становятся источником микроэлементов и витаминов.

— Мы напечатали календарь и пособия по фитотерапии. Ненцы очень наблюдательные, у них отличная память. Как-то шёл с подростками, и один парень рассказал, что собрал лечебную траву для своего отца. Прочитал в календаре и запомнил.

Сутками пастухи дежурят в стаде.

— Из-за этого очень много напряжения. Они дисциплинированные люди, знают, что отвечают за несколько тысяч оленей. Олень для кочевника и транспорт, и одежда, и еда, и заработок.

К тундровой жизни привыкаешь быстро. Всё просто и выверено столетиями.

Бережёшь оленей во время кочёвки, спрыгиваешь с нарт на подъёмах, идёшь рядом, когда особенно тяжело. Помогаешь разобрать и собрать палатку. Работаешь наравне со всеми.

Каждая бригада не хотела отпускать врача и культработника — доктор в тундре даёт чувство уверенности. Бывало, и хитрили: «не могли» поймать оленей для дальнейшей кочёвки.

«Бригады под любым предлогом стараются не отпускать нас. Если уговоры словами не помогли, пользуются испытанным способом — «быки в тумане далеко ушли», — из дневников проекта «Канинский красный чум».

Новые люди в тундре снимают напряжение в замкнутом коллективе. Иногда врач может быть и психологом, проговорить с кем-то его проблемы, помочь разрешить конфликт, стать нейтральной стороной в споре.

Часто кочевать мешала непредсказуемая погода. Практически собрались, упаковали оборудование, сели выпить чая — и падает туман.

Тяжёлая белая пелена может держаться несколько дней, да такая, что не найдёшь соседнюю палатку. В такое время все дома — ремонтируют одежду и упряжь.

Сиди жди, когда растечётся по тундре молоко из опрокинутой небесной чашки.

«Карета доктора, идущего последним, то и дело исчезала в мутной дали. В силу своего характера Леонид Александрович не может сильно бить оленей хореем и кричать на них, поэтому они чувствуют слабину и не обращают на него внимания. Если по дороге попадалась сочная трава и мох, а тем более грибы, они бросались на них и чавкали так, что уши закладывало. Поэтому наш доктор стал нарушать главное правило ямданки (кочёвки) в тумане — не срезай дорогу! Это привело к тому, что он реально потерялся», — из дневников проекта «Канинский красный чум».

Ветер может сбивать с ног, приподнимать палатки, если их вовремя не укрепить поставленными по бокам нартами. Срывает и уносит в тундру всё, что не успели спрятать или привязать.

Этот проект уникален тем, что медицина приходит к оленеводу, а не наоборот, — считает Леонид. — Даже с небольшим набором аппаратуры можно сделать многое. У меня был переносной ЭКГ, аппарат для измерения давления, научное оборудование для исследования функциональных резервов организма и всё для оказания неотложной помощи.

«Пригодились в лечении наиболее распространённых заболеваний (радикулиты, заболевания суставов, простуда) портативные физиотерапевтические аппараты. Оленеводы прямо в тундре ходят в медицинскую палатку на лечебные курсы магнитотерапии, инфракрасного облучения и микровибрационной терапии. Формируется даже очередь в палатку. Если так пойдёт дело, то в больших бригадах придётся вводить талонную систему, как в поликлиниках (шутка)», — из дневников проекта «Канинский красный чум».

Кроме оказания помощи оленеводам во время летне-осенних кочевок, Леонид работал с передвижным медицинским отрядом. Группа специалистов приезжает в посёлок и в местной больнице или ФАПе (фельдшерско-акушерский пункт) принимает оленеводов и всех желающих.

— Когда работает группа врачей, это больше похоже на диспансеризацию. Не все приходят, впрочем, как и в городе. Кто-то больше заинтересован своим здоровьем, кто-то меньше.

Есть и другие способы оказания помощи там, где нет врачей и больниц: телемедицина и обучение санитарных помощников среди кочевников.

— Из каждой бригады мы брали одного человека, обучали, как пользоваться учебником с алгоритмами оказания помощи, аптечкой. Лектор проводил восемь-десять занятий, вместе отрабатывали разные ситуации. В Якутии на такие курсы была очередь. Кроме оленеводов, на занятия хотели прийти ветеринары, которых часто просят оказать помощь и людям.

К сожалению, эта практика не прижилась. Была хорошая модель, чтобы оленеводы грамотно оказывали помощь, знали, когда вызывать санрейс. Опять же спокойнее в бригаде, когда кто-то может помочь. Уверенность, что ты защищён и не один на один с болезнью…

В НАО почти в каждом посёлке есть телемедицинский пункт, откуда можно в любое время связаться со специалистами.

— Врач связывается с окружной больницей, может в режиме реального времени скинуть ЭКГ. Можно успеть оказать помощь в первый час при инфаркте миокарда. Пока летит вертолёт, фельдшер или врач под руководством реаниматолога и кардиолога из окружной больницы начинает оказывать помощь, — рассказывает Леонид.

Был опыт обучения людей на труднодоступных метеостанциях. Там ситуация похожая: нет возможности получить медицинскую помощь.

— Мы выезжали на берег Карского моря на станцию Белый Нос. Провели курс по оказанию неотложной помощи. Привезли аппаратуру — например, портативный электрокардиограф, который может передавать данные.

Знания пригодились: через какое-то время один из метеорологов почувствовал боли в грудной клетке, которые напоминали стенокардию. Данные передали, врач-кардиолог из больницы исключил инфаркт. Назначил необходимое лечение. Вылет санрейса не потребовался.

— Меня часто спрашивают, насколько оправданна такая работа. Наверное, имеется в виду, что всё это дорого, — говорит Леонид. — Но затерянные на краю страны труднодоступные метеостанции, оленеводческие стойбища, деревни и посёлки, которые во время распутицы отрезает от всего мира, — все они нуждаются в помощи доктора. И странно это обсуждать.