С севера на север

В середине сентября российские журналисты своими глазами увидели, как живётся и работается на севере Швеции. Такой эко-ориентированный тур организовал Баренц-Пресс – организация, объединяющая журналистов европейских стран и России.

Так получилось, что письмо с просьбой подтвердить участие в пресс-туре корреспондент «Няръяна вындер» получил, будучи в августовском отпуске, и именно в тот день, когда путешествовал по Стокгольму. Сообщение предрекало: через три недели предстоит не только вернуться в столицу королевства, но и за неделю изучить особенности лесной и горной отраслей промышленности.

Так мы оказались в Кируне – городе на севере Швеции, который потихоньку проваливается в огромную шахту, находящуюся под ним. Здесь – самое крупное и самое чистое (содержание в породе около 70%) месторождение железа. Его разрабатывают уже 120 лет.

В начале прошлого века была построена железная дорога Лулео – Нарвик. Одновременно началась и добыча руды. Этим стало заниматься акционерное общество, названное в честь двух месторождений Луоссаваара и Кирунаваара – LKAB (Luossavaara-Kiirunavaara Aktiebolag). С середины прошлого века это государственная компания.

– Для того чтобы рабочим было удобней добираться до карьера, дома для них строили максимально близко, – объяснил нам официальный гид LKAB. – Тогда о предстоящем переезде поселения практически не говорили. Ведь сначала руду добывали на поверхности. Только потом нам пришлось уйти под землю.

О том, что жителей почти трети домов рано или поздно придется переселять, горожане знали. Но лишь в 2003 году об этом объявили официально. Новость шокировала. Но тогда, в середине нулевых, цена железа на мировом рынке начала ползти вверх. И такое дорогое мероприятие, как переезд трети города, оказалось более выгодным, чем остановка шахты. Муниципалитет и LKAB долго вели переговоры, и только в последние годы дело сдвинулось с мёртвой точки. Дома стали перевозить, сносить. А людей – переселять.

– В итоге мы пришли к такой схеме, – пояснил нам вице-мэр Кируны Никлас Сирен. – Либо LKAB выкупает у собственников жильё по цене, на четверть больше рыночной стоимости, либо строит им аналогичное новое. Квартиросъёмщикам же предлагается переехать в новый дом со сниженной на 10 лет ставкой арендной платы.

Самое интересное, что задолго до появления здесь горнодобытчиков о месторождении было известно местным саамам. Они и сообщили о наличии здесь железной руды. Их роль увековечили при оформлении церкви, в её элементах. По архитектуре она напоминает нарьян-марский храм.

Только у них духовный центр больше похож на традиционное жилище саамов – вежу (чум). Храм возвели в 1909–1912 годах. Крупное деревянное здание удивительным образом сочетает в себе идеи мультикультурализма. Внутри и снаружи нет массивных крестов или дорогого убранства, но есть фрески из дерева. Главная цель создания церкви в Кируне – повышение нравственного и духовного уровня населения, спасение людей (преимущественно шахтёров) от беспробудного пьянства.

В общем и целом этот городок чем-то похож на Нарьян-Мар. Он тоже за полярным кругом (145 километров на север). Численность населения колеблется в районе 18–25 тысяч. И тут тоже холодно. Из-за горной местности в середине сентября температура была всего 2-3 градуса со знаком плюс.

Тем не менее с экономической точки зрения тут все хорошо. Есть крупное предприятие, социально и экологически ответственное. Но так происходит далеко не везде.

На рудниках Блайкен и Сварттреск всё пошло не так. Их разрабатывали частные компании в период высоких цен на железо. И то ли запасы не подтвердились, то ли экономические расчёты были сделаны неправильно… В общем, через пару лет работавшие здесь компании разорились, оставив в наследство опустевшие промплощадки и кратеры рудников.

Здесь интересно наблюдать, как идёт устранение последствий. В течение нескольких лет в рудниках очищается вода, загрязнённая металлами. Затем все засыпается слоем земли, песка, накрывается толстым пластиком, затем ещё слоем грунта.

Понятно, что это процедуры недешевые, на них уходят десятки миллионов шведских крон в год (1 крона равна 7,5 рубля). Часть денег на эти цели была заложена в бюджете разорившихся горнодобытчиков, часть берут с продажи их имущества, а часть (иногда весьма существенную) покрывает государство. Так, на очистку одного загрязнённого металлами озера уходит порядка 400 миллионов шведских крон.

Насмотревшись на подобные примеры, саамы, живущие в деревнях недалеко от города Йоккмокк, стали противостоять промышленникам. Так, на одном из оленьих пастбищ британская компания захотела открыть рудник. Получила разрешение на работы.

Саамам пришлось действовать радикально. Они перекрыли дорогу к месторождению Каллак. И держали блокаду с 1 июля 2013 года, чтобы предотвратить пробное бурение. 30 июля их разогнала полиция. Но сутки спустя блокада возобновилась и продлилась еще около месяца.

– На наших землях пасётся порядка четырех с половиной тысяч оленей, – сообщил Йан Эрик Лэнтаа, председатель саамского округа Йококаска. – Этим промыслом занимается двадцать семей. Для нас проект Каллак – просто катастрофа. Компания заберет у нас часть земель для выпаса, а сотни грузовиков с рудой на местных дорогах будут сбивать наших оленей. Рудник уничтожит наши святые места, нашу культуру.

Как оказалось, в сорока километрах от шахты находится национальный парк Лаппония, объект культурного наследия. Обеспокоенные саамы даже связались с организацией ЮНЕСКО, которая встала на их сторону и направила соответствующее письмо в правительство страны.

Точка зрения саамов очень проста – нельзя так сильно эксплуатировать землю, брать у природы больше, чем она может дать. Шахты загрязняют окружающую среду. Лесная промышленность вырубает леса. Из-за этого количество корма для оленей уменьшается. И высадки молодых деревьев эти потери не компенсируют. Гидроэлектростанции затапливают земли и пастбища, убивают рыбу.

– С каждым разом у людей отбирают все больше и больше, – говорит саам Хенрик Блинт. – Видимо, поэтому не только коренные народы, но и местное население так сплотилось против шахты в Каллаке.

Леса в Швеции до XX века, как во многих странах, эксплуатировались весьма нещадно. Дерево использовали для строительства, обогрева, добычи ископаемых и так далее. Поэтому в 1903 году в стране появилось лесное законодательство, одно из первых в мире. С тех пор оно обязывает проводить лесовосстановительные работы после каждой вырубки.

Заготовку леса, кстати, довелось увидеть своими глазами.

На делянке стоят два восьмиколесных аппарата. Первый называют харвестер (с англ. – заготовитель), второй – форвардер (перевозчик). Один рубит лес, срезает ветки. Другой собирает и укладывает их. Причём всё происходит в полуавтоматическом режиме. У водителя харвестера на карте отмечаются зоны вырубки. Ему лишь нужно подъехать к нужному участку и направить «умную» голову комбайна. Она валит дерево, обрубает сучья, распиливает его на части и укладывает в нужное место. При этом компьютер определяет тип дерева, его стоимость, состояние, высоту и другие параметры. Всё – чтобы максимально ускорить процесс вырубки и дальнейшего подсчета.

– Мы – четвёртый по размеру лесовладелец в Швеции с одним миллионом гектаров леса, – рассказывает Жанетт Треттси, начальник отдела маркетинга и связей с общественностью компании Хольман, чей участок мы посетили. – На местах вырубок наша компания ежегодно вручную высаживает 30 миллионов саженцев. А все отходы – ветки и щепки – остаются здесь, в лесу. Они служат своеобразным удобрением для почвы.

Лес на этом участке заготавливается в промышленных масштабах на протяжении двухсот лет. Сейчас рубятся деревья возрастом около ста лет, посаженные прадедами современных лесозаготовителей.

– После того, как саженцы подрастают до высоты двух-трех метров, мы избавляемся от растений плохого качества. Оставляем только лучшие, чтобы им досталось больше солнца, воды и полезных веществ, – делится технологией Жанетт. – Когда лесу исполняется 30-40 лет, мы вновь прорежаем его. И к ста годам получаем отборный продукт.

Брёвна привозят частной компании Martinsons – одному из самых крупных деревообработчиков на севере Швеции. Годовой оборот бизнеса – 1,5 млрд крон. На производстве трудится 430 человек.

Фишка предприятия – не только производство высококачественной доски, но и полностью готовые продукты. Например, стеновые панели и другие строительные конструкции из прочного клееного бруса (solid wood). Настолько прочного, что из него можно возводить дома высотой до восьми-девяти этажей и строить автомобильные мосты длинной 150 метров.

– Такой клееный брус стоит порядка 4 500 крон за кубометр, – называет цифры представитель компании Стиг Аксельссон. – На постройку шестиэтажного многоквартирного дома требуется 600-1000 кубометров материала. Готовые панели могут быть толщиной от шести до 300 миллиметров.

Настаёт время экскурсии. Поднимаемся в наблюдательный пункт контролёра лесопилки. Из него куда ни глянь – видны лишь горы бревен. Здесь 25 тысяч кубометров леса. Их хватит, чтобы загрузить производство лишь на полторы недели. В год же она потребляет порядка 300 кубов, или от 50 до 150 метров древесины в минуту.

Переходя из цеха в цех, наблюдаем, как брёвна превращаются в доски, сортируются, а затем склеиваются под массивным прессом.

– Такая экологически чистая технология строительства весьма популярна у потребителей, – отмечает Стиг. – Сейчас мы загружены заказами на год вперёд. Они поступают со всего мира. Конкурентов мы не боимся, а наоборот, приветствуем. Рынку нужны такие инновационные материалы. Но ради постройки дома из клееного бруса ждать лишний год готов далеко не каждый покупатель.

Вопросы защиты природы затрагивают интересы как местного, коренного населения, так и промышленников. В административном совете губернии Вестерботтен рассказали, как принимаются решения об открытии новой шахты.

– Сначала идут общественные обсуждения, – поясняет представитель департамента по вопросам окружающей среды. – Но на них редко достигается консенсус. Так что выделять или нет земли – решает земельный или экологический суд. Он рассматривает все аргументы: надёжность компании, её возможности по очистке территории. Но главным пунктом становится экологическое заключение. Его готовят учёные на протяжении нескольких лет.

Решение суда не просто говорит «да» или «нет» новой шахте. Оно устанавливает условия, при которых возможна ее эксплуатация. Например, определённые требования по экобезопасности. Но за последние пять лет не было выдано ни одного такого разрешения.